Боевой разворот. И-16 для «попаданца» - Страница 84

В общем, нехилая хрень у него получилось, с учётом отсутствия липучек, молний и прочей интересной фурнитуры. Что-то наподобие разгрузки НАТО. Но с лопаткой на правой стороне груди. Где печень. Разумно… Померял – не очень. Удобно, в смысле. Лопатка с ручкой немного неловко, для гранат ничего нет, под медицинскую укладку тоже… Ну там, индпакеты и прочее. Зато под обоймы удачно придумано, можно и от ППД диск, и от "дегтяря", и даже от фрицевского, паки нужда такая случится, присобачить. Причём так, чтоб отчасти вместо броника работали. В общем, нарисовал ему – схематично – ещё несколько вариантов – типа жилета, как он сделал, ещё на ремнях, ну, и по типу комбеза, опять же.

Девица приносит комбез. Один из. Прикинул на себя, нормально. Хорошая, однако, девушка. Рукодельница.

— О чём, — цитируя песенку, спрашиваю, — дева плачешь, о чём слёзы льёшь? Тут она и вовсе рыданиями зашлась. Убежала. Комбез, впрочем, захватив. Доделывать, значит. Этот, и второй. По образцу первого. Цельная крестьянская натура. Слёзы слезами, а дело делом.

Ицхакович объясняет – был у девы жених. Лейтёха. Штурман. С 39-го сбап, натурально. Ну, любовь и всё такое. Короче, не выдерждала дева, да стала бабой. Животик в рост пошёл. Жених-то он жених, конечно, но как-то… ну, не торопился, что ли. Бывает. Где-то как-то понимаю. Хотя никогда не попадал. Да и не мог – не было привычки что-то обещать. Такое вот сладенькое. Попусту. Впрочем, в это время, может быть, сложно было. В смысле, без обещаний чтоб. Обойтись.

Никуда бы он, конечно, не делся, причём даже без хождения пострадавшей в политотдел. Женсовет. Не работал даже, а действовал. С неумолимостью прокатного стана. Однако – война. Улетел ясен сокол, да не вернулся. Из них никто не вернулся. И не вернётся, надо думать. Это из тех, что мост бомбить. Без прикрытия. Девица же сирота, из местных. Родители сгинули незадолго до воссоединения, в ходе пацификации. Что такое? Ах, пан не знает, откуда ему, конечно.

Оказалось, миротворческие миссии далеко не америкосы изобрели. С прочими общечеловеками. Когда поляки – между нами, нация более чем своеобразная – доставали местных уж очень круто, те их резать начинали слегка и постреливать. Тогда приезжали бравые польские жолнежи и приводили к миру. Всё, всех и вся. В свойственной им непринуждённой манере. С ними и гражданские, из националистически настроенных добровольцев, разумеется. Эти, так вообще… Поляки, как оказалось, вообще неслабо отметились. И здесь, и на Украине. Всё им велика Польша грезилась, "от можа и до можа". В смысле, от Балтийского моря до Чёрного. Одни осадники чего стоили. Это когда приезжает польский крестьянин, часто из дембелей, и осаживается на землю. И совсем его не заботит, что на земле этой кто-то до него уже был. В общем, когда полчок сюда перебрался, она к нему и прибилась. Работящая да старательная.

Ей тогда четырнадцать было, сейчас аккурат шестнадцать, следовательно. Ицхакович тоже в печали. Ну, дочка не дочка, а заботился о ней. В том числе и он. Вроде как дочь полка. В хорошем, то есть, смысле.

И тут мне вдруг так жалко её стало. Милую да несчастную. С намечающимся уже животиком… До того, что вдруг совершенно идиотская мысль в темечко клюнула. У меня такое бывает. Спонтанные решения и поступки. Как правило, что интересно, верными и правильными оказывались. Во всяком случае, до сих пор. В долгосрочной перспективе, что особенно важно. На подобную тему, впрочем, впервые. Ну, надо же когда-то и начинать.

Когда высказал свою идею Ицхаковичу, тот сначала охренел… Потом задумался. Затем произнёс: "Знаете, молодой человек, а это таки выход. Только вы же ведь должны представлять себе – это же такая ответственность!" Какая ответственность? Я здесь как мотылёк, подул ветерок – и меня уже нет, как в той песне поётся. Пелось. Или будет петься. Или не будет теперь. Неважно. А так дитё хоть с папашей будет. Законным. Плюс аттестат. Пошёл уговаривать. Ицхакович.

Возвращаются вдвоём. Минут через пять всего. Девица смотрит на меня… странно смотрит. Вообще-то как на идиота. Но с надеждой. Некоторой. Не плачет, и губки подобрала. В узкую жесткую линию. Беззащитность и сила, нежность и жестокость. К себе и другим. Коль с самого детства жизнь не малиной, некоторая практичность… становится свойственой.

Топаем вместе на КП. Объясняю переминающемуся с ноги на ногу Сиротину суть вопроса. Тот в недоумении. Народ так вообще… в полном дауне. Минут пять потребовалось, чтоб только довести до них серьёзность намерения. И его же окончательность. Тут начинается возня – что, да как. Объясняю ситуацию. В особых условиях командир части действительно имеет право исполнять акты гражданского состояния. Большей частью, разумеется, регистрацией смертей. Вследствие естественного убытия личного состава. Но и браков – тоже! Здешнего приказа номера не знаю, конечно – но должен быть! Ага, точно, вот и сверчок, штабная крыса, подтверждает – что-то такое слышал. А вот как – не знает никто. Зато я знаю. Прошу книгу. Приказов. Ошалевший от проблемы сверчок машинально протягивает. Раскрываю, беру ручку – совершенно идиотскую конструкцию с чернильницей-непроливайкой в довесок – пробую на листке. Ничего. Если немного. А много и не надо. Вслух поясняю…

— Настоящим приказываю зарегистрировать брак младшего лейтенанта Малышева Константина Ивановича и гражданки – как зовут гражданку? — Фрося… — Ефросинья, хорошее имя, только фамилия нужна, и отчество, по возможности – ага – Кобылкиной – круто – Ефросиньи Петровной – фамилию оставляем, или? — Или… — пожелавшей изменить фамилию на Малышева, и объявляю их мужем и женой, на что новобрачные согласны, о чём и расписываются. Свидетели – записал свидетелей, Ицхаковича с Жидовым – Командир в/ч пп 62317 майор – место для подписи – Сиротин В. Ф." Расписался. Фрося тоже. Свидетели. И командир: — А, ну вас нафиг всех! — тоже. Отдаю мымре с машинкой, что поблизости ошивалась, чтоб выписку исполнила. Теперь документы.