Упав, загорелся. Потушили уже. Мелкая чёрная тушка. Скрюченная. Зубы белеют. Частью закопчённые. Тоже. Запах горелого мяса, крови и дерьма. Запах войны. Как тогда…
Те, кого ждал, попались при следующей уже попытке. Моей. Одна камера, лучшая, с модемом и выходом в интернет, оставалась на месте, так что я знал, когда джипарь тот выезжает. Остальные сняли – ни к чему уже были. Кто б знал, с каким удовольствием отдавался я их грубым ручищам! Когда затащили на заднее сиденье, одного боялся – как бы лапать не принялись. Потому как с прошлого раза брючата порванными оставались не по шву – в растяжке. Неудобный фасон. Девчоночий. А джипарь выехал следующим же вечером, вот и пришлось одеть коротенькое такое платьишко. Светкино. С плотными белыми колготками, скрывающими мужской рельеф мускулатуры ног. Руки же у меня вполне себе гладкие были. Без рельефа. Сложение такое. Трусики для месячных и бандаж. Как у балетных. Но если рукой, не спасло бы. Потому, сжимая изо всех неслабых сил костлявые коленки, причитал всю дорогу, не переставая, писклявым девичьим голоском – "Ой, дяденьки, не надо… Ой, что мама скажет…" Ну, и всё такое прочее. Подходящее случаю. Эти успокаивали, ухмыляясь. Четверо их было – с водилой. Славянской – как говорят и пишут в таких случаях – внешности. Заехали в посёлок – без проверки – потом внутрь. Далее к флигельку, как я и думал. Выдернули из машины, без уговоров уже. По морде слегка, чтоб без следов – и достаточно. Ласок. Прелюдия, то есть, у них такая была. Любви. Потом в кабинет. Навроде врачебного в школе. Там эскулап. О, как у них тут всё… организовано. Чтоб без риска. Подцепить. "Разденься, девочка." Амбал один остался, сзади стоит. Скучает. На столе в карандашном стаканчике скальпель. Почему-то все врачи обожают их использовать. Не хирурги в особенности. Карандашик там поточить, колбаску порезать. Хоть и неудобно. А мне – удобно. Дальше ничего не помню.
Очнулся в той комнате. С камином. Где пахло. Войной. В домине у него, депутата того, немало народу было. Охрана, обслуга. Помощники. В делах. Праведных да государственных. Жена-фотомодель. Дети. Никого не осталось, судя по СМИ. В живых. Народ обсуждал, делился. Я же не читал и не смотрел. Боялся вспомнить. Что я, надо думать, у него на глазах с женой и детьми его делал. Такое вот милосердие. Памяти. Ко мне.
Потом сбегал посмотреть, что там с джипарём. Водила рядом валялся, из горла натекло… Видимо, не стрелял, пока по одному попадались и "девочку" не боялись. Ещё. Забрал ключи с брелком – рядом валялись. Потом в гараж, бензинчику. Облил всё основательно, но так, чтоб не сразу заполыхало. Подвешенного обильно. Живого ещё. Глаза над скотчем… Запомнились. Потом на джипаре. Выпустили, по позднему, но не так чтобы очень ещё времени – тоже без проверки. Номера… Спец. Мотанулся за шмотками. Своими. Припрятаны были. Загодя. Обтёрся. Салфетками. И джипарь обтёр. Внутри. Запирать не стал. Так, дверку прикрыл. Район известный – Медведково. Долго не простоит… Потом на метро – работало ещё – домой.
На следующий день – в военкомат, сдаваться. Из института-то я вылетел ещё с месяц назад. Пара прогулов, потом пара глотков для запаха. Пива. И в деканат – разбираться-скандалить. Много ли надо – всего лишь второкурснику, тем более. Повестка уже через пару недель пришла. Прятался. У подружки. Так что в военкомате мне удивились, но и обрадовались – ужасно. К тому времени служить стало совсем уже западло. Типа, для лохов. Из-за роста хотели было законопатить незнамо куда. Мне всё равно было, чем дальше, тем лучше. Из армии к тому времени выдачи уже не было. Во всяком случае, всего лишь по подозрению. Народу уж очень не хватало. Срочников. А обстановка уже… ну, не зашкаливала ещё, но около того.
За всей этой суетой к ТВ попал только на призывном пункте. Там всё равно больше делать нечего. Шум вокруг моего крестника и не думал утихать. Оказалось, столп демократии и без малого почётный святой. Был. А по нёчетным – честнейший политик, наичудеснейший товарищ и прекраснейший семьянин… в третьем, кажется, браке… официально. Любят у нас покойничков. Живых бы так. Журналистские расследования. Версии. Не иначе как враги народа и демократии. Столь кристально чистую личность. Злобно уконтрапупили. Намекали даже на ФСБ, как же без этого… Что-то там свежепреставленный вякал на сей счёт. Незадолго. До.
Тем временем померили мне рост, взвесили, осмотрели. Без малого за дистрофика-недокормыша сошёл. Долго думали, куда же меня, такого всего из себя интересного, определить. Или сначала всё же откормить, а зарезать – потом?
Мне же, в принципе, по фене было. Лишь бы подальше. На счастье, саджента знакомого встретил. Из "покупателей". Колю Егорова. Аккурат на пару лет постарше. Мы с ним когда-то рукопашкой вместе… Оченно он меня зауважал, тогда ещё… ну, после стычки. Которая очень короткой вышла, но с удивительным для него результатом. Слово за слово, и отправился я в Иваново. Проблему с эскулапами Колин лейтёха сходу решил. Рост написали, какой нужно, а с весом у меня и так проблем не было. Телосложение просто такое. Хлипкое. С виду. А так, в школе ещё, когда тугую банку надо было открыть, всегда меня звали. Или гайку. Без ключа. После карантина – ОРР. Отдельная разведрота. Дивизионная. Должок за мной оставался, потом вернул. Полагаю, с лихвой. В Таджикистане. Одну из тех РГ, ну, наших, как раз Коля вёл… Тогда.
За всеми теми делами не заметил даже события, что все курки взвело. Ну, как Вовочку на четвёртый – с тем перерывом – срок избрали. Вполне демократическим, кстати, путём. Потому что остальные ещё хуже были. Вот так.